Курбатов О.А. Рижский поход царя Алексея Михайловича 1656 г.: Проблемы и перспективы исследования

Источник: Курбатов О. А. Рижский поход царя Алексея Михайловича 1656 г.: Проблемы и перспективы исследования//Проблемы социальной и политической истории России: Сборник научных статей / ред. Р. Г. Пихоя. М., 2009. С. 83 — 88

   Настоящее сообщение является одним из результатов исследовательской работы, начатой ещё в Историко-архивном институте в 1996 г. под руководством Аркадия Ивановича Комиссаренко. Работа посвящена в основном различным аспектам строительства вооружённых сил эпохи царя Алексея Михайловича, в её рамках был защищена кандидатская диссертация по войскам Новгородского разряда 1650-60-х гг., а последние два года велось исследование при поддержке гранта РГНФ (проект РГНФ № 06-01-00251а), по реформированию русской армии в период русско-шведской войны 1656 – 58 гг.

   История Рижского похода теснейшим образом связана с проблемой реформирования отечественных вооружённых сил, причём в основном в плане историографии. Для целых поколений историков события Рижского похода 1656 г. – доказательство небоеспособности русской «допетровской армии», а в целом – отсталости России ввиду отсутствия флота, плохой подготовки её войск и т. п. В последнее время, благодаря работам Е. И. Кобзаревой, Б. Н. Флори, А. Котлярчука изживается другой тезис отечественной историографии - об ошибочности этой войны со Швецией как таковой. Наблюдения за ходом военных действий и изучение, на основании архивных источников (в первую очередь, хранящихся в РГАДА), состояния царской походной армии также позволяет по-новому оценить ход переломных событий в Восточной Европе, связанных с русско-польской войной 1654 – 67 гг. и шведским «Потопом» в Польше.

   Во-первых, необходимо вновь взглянуть на проблему выбора направления главного удара в войне со шведами. Традиционно, со времён Ивана Грозного до Петра I, в случае русско-шведского конфликта московские государи атаковали в первую очередь Нарву – пункт балтийской торговли, к которому вели налаженные пути от русских Новгорода и Пскова. Однако, война со Швецией, начатая в 1656 г., носила характер борьбы за влияние в Речи Посполитой, и выбор царём Алексеем Михайловичем рижского направления обусловлен, в первую очередь, необходимостью окончательного завоевания великого княжества Литовского, северо-западная часть которого в 1655 г. была занята шведами. Военная кампания в Польше с 1656 г. приобретала характер коалиционной войны держав Центральной, Восточной Европы и балтийских государств, и для русской армии, чьи пункты сбора находились в районах Смоленска и Витебска, острой проблемой становился быстрый выход на польский и прибалтийский театр военных действий. Опыт наступления в вел. кн. Литовском в 1655 г. показал, что сухопутная коммуникация от Смоленска на Борисов, Минск, Вильну малопригодна для переброски главных сил царской армии, обременённой обозами продовольствия и осадной артиллерией. Водный путь по Западной Двине, особенно при наличии выхода в Балтийское море, представлял собой прекрасную оперативную линию, позволявшую быстро усиливать действующую армию как в Прибалтике, так и в Курляндии и даже в районе Вильно, и снабжать войска необходимым продовольствием и снаряжением. Постройка транспортных стругов для похода «судовой ратью» - одно из первых мероприятий, начатых в рамках подготовки третьего Государева похода Алексея Михайловича ещё в феврале 1656 г.

   Во-вторых, исследование идеологии русско-шведской войны и взглядов на её ведение самого царя, его ближайшего окружения и московского патриарха Никона. Обращают на себя внимание существенные отличия от кампаний 1654 и 1655 гг., в первую очередь, в отношении источников материального обеспечения армии. Для войны с Польшей были проведены, с одобрения Земского собора, два сбора «пятинных денег», собирался налог натуральными продуктами, проводился широкий принудительный набор в армию монастырских даточных, посадских «захребетников», «дворников» и прочих нетяглых людей. С 1656 г.  вопросы снабжения армии переходят в ведение царских дворцовых учреждений и его личной канцелярии – приказа Тайных дел. В частности, продовольственным обеспечением Рижского похода занимаются воеводы белорусских и новгородских городов, в ведении которых находятся обширные дворцовые волости – в первую очередь, отписанные «на Государя» в Белоруссии. Происходит отказ от новых чрезвычайных налогов (до кризиса 1662 г.), и жалование действующим частям выплачивается за счёт финансовых операций – чеканки медных денег и «ефимков с признаком». Наконец, резко уменьшаются источники комплектования вооружённых сил: в 1656 г. отмечен лишь ограниченный сбор даточных (с боярских и дворянских владений).

   Серьезную трансформацию в 1656 г. претерпел занесенный в Дворцовые разряды «чин Государева похода», тесно связанный с местническими отношениями и идеологией самодержавной власти. В частности, мы наблюдаем резкое снижение самостоятельной роли знатных бояр, которые в 1654 – 55 гг. возглавляли основные воинские соединения – т. н. «боярские полки». Главную тяжесть похода на Ригу Алексей Михайлович изначально возложил на свой Государев полк, в который вошла почти половина всех войск, направленных против шведов. Причём, произошло это не только в рамках оптимизации структуры походного войска, но и было декларировано на дипломатическом уровне (в частности, через посланника кн. Д. Е. Мышецкого). Основными воеводами Рижского похода стали близкие царю люди, которые не известны в качестве значительных полководцев: Б.И. Морозов, С. Л. и Н. К. Стрешневы, И. Д., И. Б. и Ф. Я. Милославские. Как представляется, в рамках того же идеологического направления следует рассматривать переименование взятых в ходе кампании двинских крепостей в честь покровителей московского царственного дома – святых страстотерпцев Бориса и Глеба и мученика царевича Димитрия Углического.

   Здесь же необходимо отметить такой важный факт, как выдвижение на командные должности нового поколения воевод, отличившихся в ходе предыдущих кампаний, но ещё не имевших думских чинов. Впоследствии ряд из них, как кн. Г. Г. Ромодановский и кн. И. А. Хованский, стали ведущими военными деятелями эпохи Алексея Михайловича. К тому же времени относится и выдвижение А. Л. Ордина-Нащокина. Ещё одной важной чертой третьего государева похода стало включение в состав царских войск воинских контингентов «присяжной шляхты» - полоцких полков, смоленских и витебских конных рот. Царь демонстрировал, что выступает в новый поход не только как государь московский, но и как великий князь литовский и, потенциально – будущий польский король.

   В-третьих, важной проблемой до сих пор остаются мифические данные о составе и численности царских войск в Рижском походе (в 80 – 110 тысяч человек), которые попали в историографию из шведской агитационной публицистики времён войны 1656 – 58 гг. Исследование, проведённое в рамках упомянутого проекта, позволяет уточнить эти показатели. Государев полк Алексея Михайловича включал в свой состав более 20 тысяч бойцов, в том числе 13 тысяч пехоты; Большой полк боярина кн. Я. К. Черкасского состоял примерно из 15 тысяч ратников, в ряды которых входило не более 6 тысяч солдат и драгун и один рейтарский полк, а остальные – разнообразные части русской поместной конницы. Наконец, полк Новгородского разряда кн. А. Н. Трубецкого, направленный на Дерпт, насчитывал от семи до десяти тысяч ратных людей. Численность войск, направленных против шведов, в действительности была почти вдвое ниже той армии, что в 1655 г. вела наступление против Речи Посполитой: значительные воинские контингенты были оставлены в Литве, Белоруссии, на Украине и южной границе. Обилие конницы должно свидетельствовать о том, что цель похода не ограничивалась занятием Риги – в случае необходимости царская армия могла активно вмешаться в ход военных событий, происходивших в Польше.

   К устаревшим штампам историографии необходимо отнести и тезис о военном поражении царской армии под Ригой. Историки зачастую повторяют противоречивые мифы о причинах снятия осады, от героической атаки гарнизона (бой 2 октября) до прозаического голода, холодов, болезней, даже начала чумы. На самом деле отлично оснащённое всем необходимым царское войско было в состоянии, в случае необходимости, выдержать и дальнейшие тяготы длительной осады – шведская же вылазка 2 октября вообще ни на что не могла повлиять, поскольку к тому времени эвакуация осадных средств с позиций уже заканчивалась. К тому же, её успех сильно преувеличен в шведских реляциях, поскольку заявление о разгроме целого ряда русских полков не подтверждается нашими архивными документами. Наличие в русских полках заболевших чумой и принятие карантинных мер в период самой кампании также не отмечается в источниках.

   При рассмотрении причин снятия рижской осады надо принимать во внимание, что политическая причина войны – опасность польско-шведской унии – давно миновала, и Государев поход уже в июле 1656 г. превратился в грандиозную демонстрацию силы, на фоне которой велись активные переговоры с поляками, Бранденбургом, Курляндией, Данией и т. п. В этих условиях провал штурма или затяжная осада были гораздо опаснее для престижа русского государя, чем спокойное своевременное отступление. Представляется, что отказ от решительного штурма Риги произошёл в царской ставке 12 – 14 сентября 1656 г. после прохода в крепость морским путём шведских подкреплений. Слухи о появлении в Риге чумы могли окончательно снять вопрос о немедленной атаке крепости с повестки дня, поскольку при её успехе победители превращались в неизбежных жертв «морового поветрия».

   Необходимо принимать во внимание характер Алексея Михайловича как полководца: в ратном деле он никогда не шёл на авантюрные шаги, и в случае неуверенности в успехе решительных действий, вроде штурма крепости, предпочитал сберечь своих ратников и действовать другими методами. По-видимому, решение о полном снятии осады произошло несколько позже, чем отказ от штурма крепости, и было связано с неудачей переговоров с рижанами о добровольной капитуляции: расчёты на помощь в этом вопросе курляндского герцога и бранденбургского курфюрста оказались напрасными. Тем не менее, военные распоряжения по окончании похода говорят о возможном повторении атаки Риги, в случае более благоприятных обстоятельств.

   Последним тезисом историографии Третьего государева похода 1656 г., вызывающим обоснованные сомнения, является утверждении о его полной неудаче, «провале», вызвавшем якобы у царя исключительно тяжёлое впечатление. Как ни странно, документы свидетельствуют о поистине триумфальном возвращении царя в свои «государевы отчины» (Полоцк, Смоленск и Москву), вполне приличном после успешного ратного похода. Действительно, овладение почти всем течением Западной Двины, включая Динабург и Кокенгаузен, открывало для царской армии уже упомянутую коммуникационную линию для выхода в Прибалтику: не случайно царский походный шатёр, оставленный в Борисоглебове (Динабург), хранился там до 1666 года. Приближаясь к Полоцку и в самом городе, Алексей Михайлович получил известия о взятии кн. Трубецким «государевой отчины» города Юрьева Ливонского (Дерпт) и успешном завершении Виленских переговоров с польскими сенаторами. Объявление об «обирании» русского царя на польский королевский престол стало поистине триумфальным итогом всех трёх государевых походов, что торжественно засвидетельствовали речи полоцкого епископа в храме святой Софии и поэтические вирши Симеона Полоцкого, представленного тогда Государю. В ноябре 1656 г. Алексей Михайлович устраивал пышные пиры с полоцкой шляхтой, полоцкими мещанами, смоленской шляхтой, жалуя милостями своих новых подданных в великом княжестве Литовском. Не были забыты и ратники самого «мелкого чина», горячо любимые русским царём: из ветеранов государевых походов началось создание новой гвардии – Московского выборного полка солдатского строя.

   Отмеченные в докладе проблемы свидетельствуют об остром несоответствии старых постулатов отечественной историографии новым архивным наработкам, прежде всего в военно-исторической области. Всё это делает насущным скорейшую разработку и публикацию полноценного монографического исследования по Рижскому походу царя Алексея Михайловича 1656 года.